Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что
называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь
грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Он молился о всех благодетелях своих (так он
называл тех, которые принимали его), в том числе о матушке, о нас, молился о себе, просил, чтобы бог простил ему его тяжкие
грехи, твердил: «Боже, прости врагам моим!» — кряхтя поднимался и, повторяя еще и еще те же слова, припадал к земле и опять поднимался, несмотря на тяжесть вериг, которые издавали сухой резкий звук, ударяясь о землю.
— Хотел, чтобы загрызли… Бог не попустил.
Грех собаками травить! большой
грех! Не бей, большак, [Так он безразлично
называл всех мужчин. (Примеч. Л.Н. Толстого.)] что бить? Бог простит… дни не такие.
— Право? Посмотрите-ка на меня, Фенечка (он в первый раз так
называл ее…). Вы знаете — большой
грех лгать!
Он до крайности преувеличивает свои
грехи,
называя себя убийцей, вором, прелюбодеем и прочее, но этим он говорит отвлеченно о предельных
грехах человека вообще, а не о своих конкретных, может быть, мелких
грехах.
Но совершенно верна была его мысль, что нельзя рассматривать то, что он
называл «отвлеченными началами», как зло,
грех и заблуждение.
Однако, хотя жизнь моя и не изобилует вещами, тщательной секретности требующими, но все-таки хорошо, что хозяин домика нашего обнес свой садик добрым заборцем, а Господь обрастал этот забор густою малиной, а то, пожалуй, иной сказал бы, что попа Савелия не
грех подчас
назвать и скоморохом.
Князь был камергером в то же самое время, когда княжна была фрейлиной; годами он был даже старше ее, но мог еще с
грехом пополам ходить и
называл княжну «ma chère enfant».
Только раз, когда Феня особенно сильно металась и бредила, все дело разъяснилось: больная выболтала все, что сама знала о страшном
грехе бабушки Татьяны и о самом Зотушке,
называя его своим дядей.
Как на
грех, кому-то из воспитанников посчастливилось узнать, что жена Георгиевского
называет его ласкательными именами: Пепа, Пепочка, Пепон и т. д.
«…А должно быть, велик
грех совершил дед Антипа, если восемь лет кряду молча отмаливал его… И люди всё простили ему, говорили о нём с уважением,
называли праведным… Но детей его погубили. Одного загнали в Сибирь, другого выжили из деревни…»
— Почему же
называют это место — местом спасения души, если и здесь всё на деньгах построено, для денег живём, как и в миру? Я сюда от
греха торговли, а она здесь против меня, — куда бегу теперь?
Из пяти женщин, живших с Голованом, три были его сестры, одна мать, а пятая называлась Павла, или, иногда, Павлагеюшка. Но чаще ее
называли «Голованов
грех». Так я привык слышать с детства, когда еще даже и не понимал значения этого намека. Для меня эта Павла была просто очень ласковою женщиною, и я как сейчас помню ее высокий рост, бледное лицо с ярко-алыми пятнами на щеках и удивительной черноты и правильности бровями.
— А ее, однако,
называли «Головановым
грехом».
— Всяк по себе судит и
называет; не было у него такого
греха.
Чтобы не беспокоить Надежду Федоровну, которая с моим братом сидела в соседней комнате, он вывел Яковлева в залу, затворил дверь в гостиную, приказал подать самовар, бутылку рому и огромную чашку, которую не
грех было
назвать маленькой вазой, и мы втроем сели посреди комнаты около круглого стола.
Другая денная бабочка, которую с
грехом пополам мы
назвали Пафия, тоже по Блуменбаху, была средней величины, крылья имела зубчатые, оранжево-желтые, с темносиними блестящими пятнами.
Чтобы расширить круг суждения о качествах нашего народа, мы старались также провести несколько параллелей между людьми простого звания и между лицами того общества, которое
называет себя образованным, на том основании, что, одолевши пять-шесть головоломных наук, в размерах германских гимназических курсов, но с
грехом пополам, и, ударившись в ранний космополитизм, оно разорвало связь с народом и потеряло способность даже понимать основные черты его характера.
— Как хочешь, — говорю, —
называй, только не тяготись дворней. Это, по-моему,
грех; не разбогатеешь этим.
— Зла не жди, — стал говорить Патап Максимыч. — Гнев держу — зла не помню… Гнев дело человеческое, злопамятство — дьявольское… Однако знай, что можешь ты меня и на зло навести… — прибавил он после короткого молчанья. — Слушай… Про Настин
грех знаем мы с женой, больше никто. Если ж, оборони Бог, услышу я, что ты покойницей похваляешься, если кому-нибудь проговоришься — на дне морском сыщу тебя… Тогда не жди от меня пощады… Попу станешь каяться — про
грех скажи, а имени
называть не смей… Слышишь?
Паранька одна воротилась. Кошкой крадучись, неслышными стопами пробралась она пó мосту [Мостом
называют большие холодные сени между переднею и заднею избами, в иных местах — только пол в этих сенях.] к чулану, где у нее с сестрой постель стояла. Как на
грех скрипнула половица. Трифон услыхал и крикнул дочь.
Нельзя заставить себя любить. Но то, что ты не любишь, не значит то, что в тебе нет любви, а только то, что в тебе есть что-то такое, что мешает любви. Как ни переворачивай и сколько ни тряси бутылку, если в ней засела пробка, ничего не выльется, пока не вынешь пробку. То же и с любовью. Душа твоя полна любовью, но любовь эта не может проявиться, потому что
грехи твои не дают ей хода. Освободи душу от того, что засоряет ее, и ты полюбишь всех и даже того, кого
называл врагом и ненавидел.
Если люди живут в
грехах и соблазнах, то они не могут быть спокойны. Совесть обличает их. И потому таким людям нужно одно из двух: или признать себя виноватыми перед людьми и богом, перестать грешить, или продолжать жить грешной жизнью, делать дурные дела и
называть свои злые дела добрыми. Вот для таких-то людей и придуманы учения ложных вер, по которым можно, живя дурной жизнью, считать себя правыми.
Человек же сознает в себе в одно и то же время и животное и бога, и потому не может быть безгрешным. Мы
называем безгрешными детей, это — неверно. Ребенок не безгрешен. В нем меньше
грехов, чем во взрослом, но уже есть
грехи тела. Также не безгрешен человек самой святой жизни. В святом меньше
грехов, но
грехи есть — без
грехов нет жизни.
Его
называли «прощенник», потому что он когда-то, еще при прежних господах, сделал очень большой
грех: украл и один, ни с кем не поделясь, съел целый артос, и за это он был три года скорчен, но потом госпожа ездила куда-то к святыне и возила этого Ефима с собой, и он там исцелился.
В Снежках ему предстояло переменить лошадей, чтобы плестись с
грехом пополам далее, в губернский город, который на фантастической карте Российской империи, существующей в воображении читателя, отмечается довольно крупным кружком с подписью при оном: Славнобубенск, — стало быть, и губернию, существующую в нашей фантазии, мы
назовем Славнобубенскою.
Сколько раз она, Дуня, забывала молиться по вечерам. Кое-как убирала по утрам в горницах приюта. Дорушке частенько завидовала, что та не сиротка круглая, что у той мать есть. Оскоромилась намедни шоколадной конфеткой, что Маруся Крымцева дала. Пашку, то есть Павлу Артемьевну, сколько раз ругала заглазно. А когда все пошли «артелью» прощения у той просить, она, Дуня, прыснула со смеха, когда Оня Лихарева тишком Пашку индюшкой
назвала. Ну, как тут не сокрушаться, когда
грехов пропасть!..
Я засмеялась. Рассуждения четырнадцатилетней девочки, «бабушки класса», как мы ее
называли (она была старше нас всех), несказанно рассмешили меня. Однако оставить ее на произвол судьбы я не решилась, и с
грехом пополам мы прошли с Ренн историю Нового, Ветхого завета и необходимые молитвы. А время не шло, а бежало…
Назвать этот рок торжеством божественной справедливости есть великая неправда, ибо муки в вечности как воздаяние за
грех и преступление во времени невозможно мыслить как осуществление справедливости.
Вскоре было получено от него письмо, полное благодарностей и надежд на возможность загладить свой
грех, как продолжал он
называть свое преступление — перед царем и Отечеством.
Грех этот можно б искупить несколькими стами начал [Началом
называют раскольники те семь поклонов, без которых они ничего не начинают.
В то время, когда происходило действие нашего романа, замок Гельмет (так будем
называть вообще мызу и поместье под этим именем) принадлежал баронессе Амалии Зегевольд по правам аллодиальным [Родонаследственным.], утвержденным редукционной комиссией, с
грехом пополам, в уважение к ее родственным связям с председателем комиссии, деспотическим графом Гастфером.
— А плакать-то еще больше
грех, Ксения Яковлевна, — серьезным тоном сказал Ермак Тимофеевич. — Нам уж таиться от Семена Аникича нечего, коли он тебя, девушка, невестой моей
назвал.
Каждый нищий счастливее его: он может указать на своего отца, а этот не смеет
назвать своего — все равно что сын
греха, сын блуда!
Не ему, загрязненному безумной страстью, очиститься и одухотвориться; болото
греха, как он
называл плотскую любовь к женщине, в которую попал он, затягивало его все более и более, и он чувствовал, что не имеет силы выкарабкаться из него.
Говоря, что раз павши, мы впадем в разврат, мы ведь этим говорим только, что мы вперед уже решили, что падение с неровней не есть
грех, а есть забава, увлечение, которое необязательно поправить тем, что мы
называем браком. Если же бы мы понимали, что падение есть
грех, который должен и может быть искуплен только неразрывностью брака и всей той деятельностью, которая вытекает из воспитания детей, рожденных от брака, то падение никак не могло бы быть причиной впадения в разврат.
— Ничего, владыко, — изрядно; а вот что мне нехорошо кажется: как придут новокрещенцы в город и видят всё, что тут крещеные делают, и спрашивают: можно ли то во славу Христову делать? что им отвечать, владыко? христиане это тут живут или нехристи? Сказать: «нехристи» — стыдно,
назвать христианами —
греха страшно.
А когда я улыбнулся и что-то пошутил, некий молодой человек
назвал меня черносотенцем. Да и чего я лезу, в самом деле? Решил уйти от
греха, пока не побили еще, и долго стоял на Охтинском мосту, а потом затратил шесть копеек и на пароходике проплыл всю Неву, до Васильевского острова.